Каждый мечтает о собаке краткий пересказ

Владимир Железников - Каждый мечтает о собаке » MYBRARY: Электронная библиотека деловой и учебной литературы. Читаем онлайн.

В книгу известного детского писателя, лауреата Государственной премии СССР, входят повести «Жизнь и приключения чудака», «Последний парад», «Чучело» и другие. То, что происходит с героями повестей, может быть с любым современным школьником. И все-таки они могут поучить своих сверстников вниманию к людям, к окружающему. Автор изображает подростков в таких жизненных ситуациях, когда надо принимать решение, делать выбор распознавать зло и равнодушие, то есть показывает, как ребята закаляются нравственно, учатся служить добру и справедливости.Издается в связи с 60-летием писателя.Для среднего возраста.

Владимир Карпович Железников

Каждый мечтает о собаке

Повесть

В тот день, когда началась вся эта путаница, эта история, из-за которой я так прославился в школе, я вышел из дому позже обычного.

Все утро я «танцевал» вокруг матери, ждал, когда она — без моих вопросов скажет, где вчера пропадала допоздна, но она почему-то молчала. Раньше если она где-нибудь задерживалась, то всегда, еще стоя на пороге в пальто, начинала докладывать, почему задержалась. А вчера она промолчала и сегодня продолжала играть в молчанку.

Я выскочил из дому и понесся галопом по Арбату. Хорошо еще, что в это время на улице нет дневной толчеи и можно бежать без особых помех. И никому ты не попадешь под ноги, и никто не толкает тебя в спину, и машин мало. И даже в воздухе еще не пахнет бензином.

Наша школа находится в переулке. А сам я живу на всемирно известном московском Арбате, рядом с домом, на котором висит серая мраморная доска с указанием, что здесь в 1831 году жил Александр Сергеевич Пушкин.

Раньше я пробегал мимо этого дома в день по сто пятьдесят раз и не замечал этой знаменитой надписи. Жил целых тринадцать лет и не замечал. А тут, в конце прошлого года, к нам пришел новый учитель по литературе и спросил меня как-то, где я живу. Я ответил. А он говорит: «Знаю, это рядом с домом Пушкина». Я как дурачок переспросил: «Какого Пушкина?» Вроде бы у нас с ним общих знакомых с такой фамилией нет. «Александра Сергеевича, — говорит он. — Того самого, главного… Ты, когда сегодня пойдешь домой, сделай одолжение, подыми голову и прочитай на доме пятьдесят три надпись на мемориальной доске».

Я потом около этой доски час простоял, глазам своим не верил. И представьте, эту доску повесили еще до моего рождения. Полное отсутствие наблюдательности.

А учитель такой симпатичный оказался, Федор Федорович, мы его зовем сокращенно Эфэф, и фамилий у него смешная: Долгоносик… Сам литератор, а фамилия зоологическая. То есть сначала он мне совсем не показался, потому что у него на каждый случай жизни припасена цитата из классической литературы, и мне это не понравилось. Что, у него своих слов нет, что ли! Но потом я разобрался, и это мне даже стало нравиться. Он как скажет какую-нибудь цитату, так и поставит точку. Коротко, и объяснять ничего не надо. И еще: когда он говорил эти цитаты, то волновался, а не просто шпарил наизусть. В общем, настоящий комик.

Сейчас все скажут, что про учителей нельзя так говорить, что они люди серьезные, а не комики. Но я говорю не в том смысле, что он смешной, какой-нибудь там хохотун вроде циркового клоуна. Наоборот, он редко смеется, хотя еще довольно молодой и не усталый, а комик в том смысле, что он какой-то необычный человек. А для меня все необычные — комики. И слова он особенные знает, и умеет слушать других, и не лезет в душу, если тебе этого не хочется. И глаза у него пристальные — разговаривая, он никогда не смотрит в сторону.

Ну, в общем, мы здорово с ним подружились, и я к нему часто забегал, в его «одиночку». Так он называет свою однокомнатную квартирку.

И в этой истории он мне здорово помог, как настоящий друг, а то после скандала с кладом меня прямо поедом ели. Проходу не давали. А он меня поддержал. Как-то толково объяснил, чего надо стесняться в жизни, а чего — нет. И я ему поверил, и это меня, можно сказать, спасло.

Собственно, все началось из-за клада.

Нет, все началось из-за Ивана Кулакова.

Нет, все началось, пожалуй, из-за матери.

А может быть, все началось из-за того, что я люблю воображать, придумывать то, чего никак не должно быть.

Я бежал до самой школы и прибежал, как всегда, ровно за пять минут до звонка.

Влетел в класс и вдруг увидел: на первой парте в моем ряду сидят сразу двое новеньких: он и она. Парень и девочка.

Парень обыкновенный, а девчонка рыжая-рыжая. Волосы у нее перепутаны. Не голова, а куст смородины. Сидят и мило беседуют.

Не знаю, как кто, а я люблю, когда появляются новенькие, потому что они пришли неизвестно откуда и это интересно.

Иду прямо к своему месту, а глаза влево, влево, влево — на новичков. У меня даже от этого голова закружилась. И тут ко мне сразу подскочила Левка Попова. Я насторожился: от нее ничего хорошего не жди.

— Здравствуйте, — пропела она сладким голоском. — С чем пожаловали? — А говорит нарочно громко-громко. Совершенно ясно, что играет на новичков.

«С чем пожаловали?» — какой милый вопросик, просто оригиналка… Мы-то известно с чем пожаловали: с портфелем, в котором сложены учебники и тетради. А вы-то чего так орете? И тут я вспомнил, что в этом самом портфеле, с которым я только что пожаловал, лежит тетрадка по алгебре с нерешенной задачкой…

Достал тетрадь, чтобы решить эту задачу. А Ленка не уходит, вертится и крутится возле меня.

— Хочешь, я тебе дам списать задачку? — заорала она снова на весь класс.

Рыжая оглянулась.

— Хочу, — ответил я.

Ленка бросилась к своей парте, достала тетрадь и услужливо протянула мне. Это было совершенно на нее не похоже. И тут я увидел, что она отрезала косы. Гром и молния! Еще вчера была с косами, а сегодня короткие волосы.

— Ты что это? — спросил я.

Просто так спросил, из вежливости.

— Ничего. — Притворяется, что ничего особенного не случилось, любит она из себя строить актрису.

— А где косы?

— В век атома и нейлона, — сказала Ленка, и опять громко-громко, чтобы эти новенькие обратили на нее внимание, — косы только мешают.

Конечно, мне было наплевать на ее косы. Девчонка с косами, девчонка без кос, не все ли равно, но просто неожиданно все это. Знаешь человека сто лет, как я Ленку, и вдруг он является в совершенно новом виде. Тоненькая, длинная шея, маленькие уши торчком.

— Ты их совсем остригла?

— Нет, на время, — ответила она. — Завтра приду с косами. — И засмеялась, что подловила меня.

Я видел, как эта новая улыбнулась и сказала что-то своему соседу. Видно, ей понравилась острота этой актрисули.

Все они одного поля ягоды. Рыжая оглянулась второй раз, и я на нее так посмотрел, что, думаю, у нее надолго отпала охота оглядываться. Если захочу, я умею посмотреть — заерзаешь. Хоть она и новенькая, а пускай знает свое место. А ты, Леночка, у меня еще попляшешь, мало я тебя таскал за косы, теперь потаскаю за короткие волосы.

Хотел тут же вернуть ей тетрадь с задачкой. Решил подойти, бросить тетрадь и заорать на весь класс: «Оказывается, я сделал задачку сам… — И добавить: — А без кос, между прочим, ты просто селедка…»

Я уже встал, чтобы осуществить свой план, но потом передумал. Неохота было связываться.

Тут последняя минута проскочила, точно одна секунда, и зазвенел звонок. Вошел Эфэф.

Он всегда входит стремительно, точно боится опоздать. Оглядит класс и скажет: «Не будем терять даром времени». Но сегодня у нас урок классного руководства. На этом уроке Эфэф разрешает говорить что хочешь. Можно даже шутить и нести всякую чепуховину, можно задавать любые вопросы.

Сразу за Эфэф в класс влетел Рябов. Его все зовут Курочка Ряба. Он хоть и мой сосед по парте — Эфэф почему-то посадил нас вместе, — но люди мы разные.

— Почему ты опять опоздал? — спросил Эфэф.

— Понимаете, Федор Федорович, — сказал Рябов, — задумался и проехал одну лишнюю остановку.

Он начал притворяться, что говорит чистую правду, а на самом деле врал и кривлялся.

— Что это ты, Рябов, стал привирать, — сказал Эфэф. — Раньше я за тобой этого не замечал.

Он сделал ударение на слове «этого». Значит, кое-что другое, что ему не очень нравилось, он за ним замечал. Видно, он намекал на то, что Рябов — зубрила и остряк-подпевала. Конечно, это никому не может понравиться.

Эфэф склонился к своей старой солдатской полевой сумке, которая ему досталась в наследство от отца, и все примолкли и вытянули шеи.

И я вытянул шею: раз Эфэф полез в сумку, значит, будет дело. У него там такие вещички лежат — закачаешься. Он, например, однажды на уроке русского языка, когда всем до чертиков надоели разговоры об однородных членах предложения, вытащил из сумки какую-то тоненькую потрепанную книжонку и без всяких слов предупреждения стал ее читать.

Я до сих пор помню, как Эфэф ее читал, без выражения, тихо, однообразно, точно не читал, а рассказывал то, что видел сам. А потом, когда закончил, сказал: «Солдата, который написал эту книжку, уже нет в живых. — И в сердцах, с обидой добавил: — Рановато он умер».

Книжка пошла по рядам, и каждый ее рассматривал, а когда она дошла до меня, я открыл ее и прочел: «Эм. Казакевич. Звезда». А ниже от руки было написано: «Товарищу по землянке». И стояла подпись автора. Это отец Эфэф был товарищем по землянке. Да, настоящая это была книжка, вся правда про то, как воевали, и про то, как погибали. Может быть, кто-нибудь ее не читал, так советую прочитать.

mybrary.ru

Краткое содержание повести Железникова «Каждый мечтает о собаке»

Большая часть повести написана от лица главного героя, семиклассника Юры, но в некоторых главах повествование ведется от третьего лица.

Тринадцатилетний Юра Палеолог жил Арбате, рядом с домом Пушкина. Он не замечал, что живет рядом с домом великого поэта, пока ему не сказал об этом новый учитель литературы Федор Федорович по прозвищу Эфэф.

Этот учитель оказался очень необычным — «и слова он особенные знает, и умеет слушать других, и не лезет в душу, если тебе этого не хочется», и при разговоре смотрит в глаза, а не в сторону. Юра подружился с Эфэфом и часто забегал к нему в «одиночку» — однокомнатную квартиру. И в истории, которая приключилась с Юрой, он помог, как настоящий друг.

Может быть, все началось из-за того, что я люблю воображать, придумывать то, чего никак не должно быть.

В тот день Юра, прозванный в школе Сократиком, вышел из дома позже обычного. Все утро он пытался узнать у мамы, где она пропадала накануне вечером, но та отмалчивалась, хотя обычно рассказывала все прямо с порога.

В школе Юру ждала новость: в его седьмом классе появилось двое новеньких, брат и сестра Кулаковы, дети знаменитого летчика-испытателя. После уроков в класс забежал вожатый, десятиклассник Борис Капустин, и разбил учеников на звенья. Юра попал в одно звено с новенькими Иваном и рыжеволосой Тошкой, заучкой и остряком-подпевалой Рябовым, Зинкой, которая считала себя телепаткой, и кокетливой Ленкой. Звеньевым выбрали высоченного и мужественного Ивана.

Для начала Иван предложил ребятам рассказать о своих родителях. Все начали рассказывать о своих отцах, но Юре нечего было сказать. Его отец умер три года назад, а мать работала машинисткой. Рябов попытался съехидничать, но Иван заступился за Юру и с этого момента стал его лучшим другом.

Однажды Юра засиделся у Кулаковых и возвращался домой позже обычного. По дороге он заметил свою маму, прогуливающуюся с незнакомым мужчиной.

Юра понял, почему мама задерживается после работы и ничего ему не рассказывает. Перед смертью папа просил его беречь мать, но как это сделать, если та молчит. Дома мама рассказала, что перепечатывает диссертацию молодого ученого. Очевидно, именно с ним она прогуливалась по Арбату. Юра не сказал, что видел их вместе, и мама тоже промолчала.

В этот же вечер дед Юры купил телевизор и запретил внуку приводить в дом друзей — еще сломают. Дед у мальчика был «жадный, несправедливый».

Хуже всего, когда человек только для себя.

Мама подлаживалась под деда, старалась ему угодить, потому что он изредка помогал им деньгами. Юра считал, что ему давно пора с ним поговорить, но не решался, и постоянно прощал дедовы выходки и обиды.

С этого дня мама всегда приходила с работы поздно «и часто исчезала из дому вечерами». Юре она по-прежнему ничего не рассказывала, а тот не решался первым начать этот непростой разговор.

Легко сказать «крикни», а трудно крикнуть, потому что неизвестно, как на твой крик ответят.

Юру очень радовала и поддерживала дружба с Иваном. Одноклассники завидовали мальчику, ведь он дружит с сыном «того самого Кулакова» и ходит к нему в гости, в новый высотный дом на Арбате. Сестру Ивана, Тошку, Юра опасался и называл про себя рыжей бестией.

Однажды Иван сообщил, что их звено могут принять в комсомол к Октябрьским праздникам, если оно выйдет на первое место по успеваемости. В тот же день был открытый урок истории, на котором присутствовала доцент из Академии педагогических наук. Юра узнал в доценте свою соседку, вредную тетку с первого этажа, которая не давала ребятам играть в футбол под окнами, и немного испугался.

Чтобы блеснуть перед доцентом своим педагогическим талантом, историк сначала вызвал к доске нескольких отличников, а потом начал проводить экспресс-опрос. Каждый ученик должен был выдать какую-нибудь героическую «детальку про Суворова».

Справились все, кроме Юры. Вместо какого-нибудь известного изречения, мальчик ляпнул, что Суворов привез в Москву на казнь Пугачева в железной клетке. Этот факт нарушал представление о Суворове, как о великом русском полководце, и Юре поставили двойку.

После урока Иван набросился на бывшего друга, обозвал «размазней» и не стал слушать никаких оправданий. Юра не понимал, зачем его так унизили перед всем классом, ведь на уроке он сказал правду.

Выходит, на правде далеко не уедешь, ‹…› Выходит, для своих одна правда, а для посторонних другая?

После уроков Юра долго дожидался Ивана у школы, чтобы без свидетелей объяснить свой поступок, но тот отправился домой под ручку с Ленкой и не обратил никакого внимания на Юру.

Мальчик отправился на Арбат вместе с Эфэфом, глядя на маячившую впереди парочку и уныло размышляя о «настоящей мужской дружбе». Вдруг рядом с ними затормозил автомобиль, из него выскочил шофер — толстый лысый дядя — и бросился обнимать Федора Федоровича. Из их разговора Юра сделал вывод, что когда-то Эфэф был шофером и попал в аварию, после которой поправлялся три года.

В тот день Юра так и не поговорил с Иваном. Дома мальчик застал незнакомого мужчину. Это был тот самый молодой ученый, Геннадий Павлович, с которым встречалась его мама. Разговаривать с ним Юра отказался и весь вечер просидел гордый и голодный, повернувшись спиной к маме и Геннадию Павловичу и делая вид, что учит уроки.

Вечером заявилась «телепатка» Зинка, чтобы подтянуть Юру по истории, и они долго зубрили биографию Суворова. Мальчик чувствовал, что мать приготовила целую речь в защиту Геннадия Павловича, и специально пошел провожать Зинку.

Утром Юра отправился к дому Ивана, чтобы поговорить с ним до уроков, но узнал, что тот заболел. В классе Юру сразу начали дразнить «бывшим Санчо Пансо», и тогда мальчик соврал — сказал, что уже помирился с Иваном. Тошки в классе еще не было, и опровергнуть его было некому.

Целую неделю Юра врал об Иване и его знаменитом отце, с которым якобы познакомился. Он раздобыл книгу о летчиках-испытателях и пересказывал прочитанное.

Мама Юры больше не встречалась с Геннадием Павловичем. Теперь она всегда была в плохом настроении и смотрела на сына, как на виновника всех ее бед.

Чтобы одноклассники не разоблачили его, Юра каждый день после уроков отправлялся к дому Ивана, якобы навестить больного друга. Однажды его там поймала Ленка и попросила передать Ивану привет от нее, а затем явился Рябов и начал упрашивать провести его к Кулаковым. Юра пригрозил рассказать обо всем Ивану, Рябов струхнул, начал лебезить и затащил мальчика к себе домой — посмотреть новую фотокамеру.

Там Юра увидел снимки Тошки Кулаковой и понял, почему так испугался Рябов, — он был влюблен. Мальчик пообещал Рябову сохранить его тайну и признался в своем вранье.

Теперь Юре оставалось одно — покаяться перед Иваном. Он отправился к дому Кулаковых и перед подъездом столкнулся с Тошкой. Она шла в магазин и предложила «незадачливому Сократику» пойти вместе с ней.

Они шли рядом, то вытягиваясь, то укорачиваясь, плавая в лужах, натыкаясь на прохожих и сливаясь на какой-то миг с ними, потом снова отрываясь и оставаясь вдвоем на всем свете.

Они долго гуляли по городу. Юра рассказал Тошке, почему его прозвали Сократиком. Когда умер отец, Юра перестал разговаривать. Зинка пыталась его рассмешить, и однажды на уроке сказала, что Юра все время думает, как философ Сократ, поэтому и молчит. Юра был самый маленький в классе, и поэтому остряки прибавили к прозвищу частицу «-ик».

В гастрономе Юра угостил Тошку молочным коктейлем, разменяв свой заветный металлический рубль. Потом они раскались, и Юра отправился домой, переполненный необыкновенной легкостью и ясностью.

А на следующий день в классе появился Иван. Войдя, Юра сразу понял, что все уже знают о его вранье. Иван презрительно назвал его Сократиком, а Тошка посмотрела на него и отвернулась.

Теперь он навсегда потерял друга. Навсегда потерял право быть равным среди всех и навсегда-навсегда потерял тот вечер, который еще накануне сделал его таким необычайно счастливым.

Предал Юру, конечно же, Рябов которому захотелось выслужиться перед Кулаковым. Теперь он вертелся около Ивана и отводил глаза, когда Юра смотрел на него. Мальчик мог бы отомстить, но предателем и доносчиком становиться не хотел.

Из-за сознания собственной ничтожности Юра плохо спал. Ночью он неожиданно проснулся и услышал, как дед и мама разговаривают в соседней комнате. Мальчик хотел окликнуть их, но вспомнил, что весь вечер не разговаривал с матерью.

Накануне вечером Юра увидел Геннадия Павловича рядом со своим домом — тот кого-то высматривал, и мальчик догадывался, кого именно. Юре стало противно, ведь он знал, что Геннадий Павлович женат. Его жена, «высокая, круглолицая, похожая на певицу из хора имени Пятницкого», пришла к ним домой и спросила у Юры, нет ли здесь Геннадия Павловича, а потом добавила, что у них дома тоже есть мальчик.

Юра попытался рассказать обо всем матери, но известие, что Юра видел Геннадия Павловича возле дома, взволновало ее, она не стала слушать дальше, напудрила нос и ушла. Юре стало «нестерпимо жалко себя».

Мальчик попытался заснуть, но ему мешал голос деда. Тот рассказывал о своем приятеле Назарове, который до революции работал управляющим завода. Недавно этот Назаров вызвал деда в больницу, где лежал уже давно.

Юра ненадолго заснул, а когда проснулся, услышал, как дед рассказывает матери про клад, замурованный в стене старого дома, где раньше жил Назаров. Тот боялся, что дом снесут, пока он лечится, поэтому взял деда в долю и дал ему точный план.

Утром Юра вспомнил о кладе и решил остановить жадного деда, пока тот все себе не присвоил. Потом он сообразил, что знает тайну, которая не только помирит его с одноклассниками, но и прославит на всю школу.

Никто не желал со мной разговаривать из этого знаменитого пятого звена. Они все были очень гордые и принципиальные. Ничего, я завоюю свое место среди них.

После уроков Юра нашел старый дом, где по соседству с Назаровым когда-то жили и дед с мамой. Во дворе дома он познакомился с девочкой, которая выгуливала маленькую собачку в огромном наморднике. Девочка сказала, что дом сбираются сносить, поэтому он почти опустел.

Юра зашел в пустую квартиру и через дыру в стене услышал, как в соседней квартире некий Михаил Николаевич играет на виолончели, а зашедший к нему сосед рассказывает о своей любви к жене Верочке — святой женщине и великому ученому.

Несколько дней Юра не общался с одноклассниками и каждый день после уроков приходил к старому дому. Часто он видел во дворе деда — видимо, тот дожидался, пока дом полностью опустеет, чтобы беспрепятственно вынуть клад из стены. Юра ненавидел эти деньги — из-за них он не мог нормально поговорить с матерью. Та не рассказала сыну о кладе, и он думал, что дед завлек ее рассказами о красивой жизни.

Дед думает, что самое главное — это деньги. А самое главное — это ‹…› сделать что-нибудь славное для других, и чтобы самому ничего не нужно было, даже благодарности…

Юра хитростью выведал у деда, что клад находится в квартире, где сейчас живут «необыкновенная Верочка, ее восторженный муж и их сын». Затем он решительно отправился к матери, чтобы уговорить ее отдать золото Назарова государству. Вот тогда все узнают, что он совершил, и удивятся.

Во дворе Юре встретилась соседка-доцент с маленькой дочкой, которая сообщила, что его мама «стоит в подъезде с каким-то дядей». И снова Юра ни на что не решился — не поговорил ни с Геннадием Петровичем, ни с мамой. Совсем недавно Юра был открытым мальчиком, но из-за смерти отца и постоянных ссор с дедом «откровенность стала покидать его…, он помалкивал и страдал втихомолку».

Вечером, после очередной ссоры с дедом, Юра нашел в прихожей сверток с дрелью и понял, что медлить нельзя. Он отправился к Ивану и рассказал ему о кладе. Тот сразу стал «добрым и великодушным» и простил Юре его глупое хвастовство. Иван решил, что завтра они придут к старому дому всем классом, объяснят Верочке, что в стене ее квартиры спрятан клад, и сдадут его в банк.

На следующий день Юру встретили в классе как героя, а Тошка посмотрела на него в упор.

Вообще это было настоящее торжество, какой-то праздник, которому не было конца.

Юру беспокоило только одно: он еще не поговорил с матерью и дедом и тем самым «записал их в свои противники». Это мешало ему спать, и утром он, наконец, завел разговор о кладе. Однако, ни мама, ни дед ничего о золоте не знали. Оказалось, весь тот разговор Юре приснился. Мама объяснила сыну, что так случалось, когда тот был маленький: ему что-то снилось, а он думал, что это произошло на самом деле.

Теперь Юре оставалось только уехать «поближе к полюсу» — сказать правду ребятам он не мог. Он отправился к Эфэфу, чтобы попросить денег на дорогу, но учитель рассердился и обозвал его трусом. Оказалось, Федор Федорович был не шофером, а летчиком. После страшной аварии он три года провел в постели. Врачи говорили, что он больше не встанет, но Федор Федорович встал. Он понял:

Человека украшает не только сила и победа, но и признание собственного поражения. А вот бегство и трусость еще никого не спасали.

Федор Федорович отправил Юру к ребятам. Он верил, что мальчик не сбежит, иначе не стоило бы ему приходить учителем в эту школу.

Во дворе старого дома собралась толпа ребят, пришел даже вожатый Борис Капустин, чтобы всех сфотографировать. Юра не мог произнести страшные слова «среди этого всеобщего восторга», поэтому правду он сказал только Ивану и Борису. Сочувствия от друга Юра не дождался — Иван немедленно рассказал обо всем остальным.

Ребята ушли, а Юра остался один в заброшенной квартире. Он снова услышал голоса соседей. С Верочкой во время опытов произошел несчастный случай — обгорело лицо. Она ослепла, и муж решил ее бросить, поскольку «не создан для подвигов» и не желает страдать. Юру «так сильно захлестнуло чужое несчастье», что он на время забыл о своих бедах, отправился в соседнюю квартиру и предложил свою кожу для пересадки.

Старый Михаил Николаевич, прошедший войну, с пробитым пулей легким, был разочарован в своем обходительном соседе и страшно обрадовался, когда мальчик предложил помощь совершенно незнакомой ему женщине. Значит, все, пережитое им, было не зря. Он знал, что Верочке сейчас ничто не поможет, но отправился к ее врачу ради «этого небольшого, толстогубого, лохматого паренька».

Юра «прославился» на всю школу. Мальчика разбирали на педсовете, хотели отправить к психиатру, а первоклассники обходили его стороной. Юра набрался храбрости и рассказал маме о жене Геннадия Павловича. Оказалось, что статная «певица» — его сестра, она проходила познакомиться. Возмущенная мать назвала Юру эгоистом и перестала с ним разговаривать.

В классе с Юрой общалась только Зинка, которая оказалась вовсе не телепаткой. Она считала, что Юра думает о ней, поэтому и говорила, что читает его мысли. Кулаковы не обращали на Юру внимания, и мальчику казалось, что прогулка с Тошкой ему приснилась.

Однажды на уроке Зинка ляпнула, что Ивану снится Ленка. Тот попытался посмеяться над Леной, но Юра за нее заступился. На сей раз класс Ивана не поддержал. Тошка открыто выступила против брата: привела Юру к себе домой и прямо при нем сказала Ивану, что тот использует авторитет отца в своих целях. Это услышал Кулаков-старший, в котором Юра узнал «шофера», знакомого Эфэфа — они вместе испытывали самолеты.

Оставив отца и сына за серьезным разговором, Юра с Тошкой отправились гулять. Юра рассказал девочке о Михаиле Николаевиче и Верочке. Тошка немедленно отправилась к старому дому, чтобы предложить Верочке свою помощь, но оказалось, что дом пуст, — Михаил Николаевич съехал.

Во дворе гуляла девочка с собакой. Она пожаловалась, что сосед из их коммунальной квартиры не выносит собак и запрещает ей держать пса. Тошка уже позвонила домой, настроение у нее улучшилось, и она кинулась защищать девочку и ее собаку от злого соседа.

Она была как барабанщица, она била дробь на своем барабане и звала меня в атаку. Она просто желала все время яростно бороться.

Битва закончилась поражением — сосед просто выкинул пионеров из комнаты, но сдаваться Тошка не собиралась. Юра тоже решил, что будет сражаться.

Они стояли и думали. Тошка надеялась, что ее брат не совсем пропащий. Юра вспоминал о матери и Геннадии Павловиче и думал, что должен быть великодушней к ним, потому что все люди — судьи друг другу.

Когда-нибудь все будут понимать друг друга с полуслова и приходить на помощь по первому зову. Все будут счастливы, и у «каждого, кто захочет, будет собака».

Краткое содержание повести Железникова «Каждый мечтает о собаке»

ege-russian.ru

Полное содержание Каждый мечтает о собаке Железников В.К. [1/7] :: Litra.RU

Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Железников В.К. / Каждый мечтает о собаке

    1
     В тот день, когда началась вся эта путаница, эта история, из-за которой я так прославился в школе, я вышел из дому позже обычного.
     Все утро я "танцевал" вокруг матери, ждал, когда она - без моих вопросов скажет, где вчера пропадала допоздна, но она почему-то молчала. Раньше если она где-нибудь задерживалась, то всегда, еще стоя на пороге в пальто, начинала докладывать, почему задержалась. А вчера она промолчала и сегодня продолжала играть в молчанку.
     Я выскочил из дому и понесся галопом по Арбату. Хорошо еще, что в это время на улице нет дневной толчеи и можно бежать без особых помех. И никому ты не попадешь под ноги, и никто не толкает тебя в спину, и машин мало. И даже в воздухе еще не пахнет бензином.
     Наша школа находится в переулке. А сам я живу на всемирно известном московском Арбате, рядом с домом, на котором висит серая мраморная доска с указанием, что здесь в 1831 году жил Александр Сергеевич Пушкин.
     Раньше я пробегал мимо этого дома в день по сто пятьдесят раз и не замечал этой знаменитой надписи. Жил целых тринадцать лет и не замечал. А тут, в конце прошлого года, к нам пришел новый учитель по литературе и спросил меня как-то, где я живу. Я ответил. А он говорит: "Знаю, это рядом с домом Пушкина". Я как дурачок переспросил: "Какого Пушкина?" Вроде бы у нас с ним общих знакомых с такой фамилией нет. "Александра Сергеевича, - говорит он. - Того самого, главного... Ты, когда сегодня пойдешь домой, сделай одолжение, подыми голову и прочитай на доме пятьдесят три надпись на мемориальной доске".
     Я потом около этой доски час простоял, глазам своим не верил. И представьте, эту доску повесили еще до моего рождения. Полное отсутствие наблюдательности.
     А учитель такой симпатичный оказался, Федор Федорович, мы его зовем сокращенно Эфэф, и фамилий у него смешная: Долгоносик... Сам литератор, а фамилия зоологическая. То есть сначала он мне совсем не показался, потому что у него на каждый случай жизни припасена цитата из классической литературы, и мне это не понравилось. Что, у него своих слов нет, что ли! Но потом я разобрался, и это мне даже стало нравиться. Он как скажет какую-нибудь цитату, так и поставит точку. Коротко, и объяснять ничего не надо. И еще: когда он говорил эти цитаты, то волновался, а не просто шпарил наизусть. В общем, настоящий комик.
     Сейчас все скажут, что про учителей нельзя так говорить, что они люди серьезные, а не комики. Но я говорю не в том смысле, что он смешной, какой-нибудь там хохотун вроде циркового клоуна. Наоборот, он редко смеется, хотя еще довольно молодой и не усталый, а комик в том смысле, что он какой-то необычный человек. А для меня все необычные - комики. И слова он особенные знает, и умеет слушать других, и не лезет в душу, если тебе этого не хочется. И глаза у него пристальные - разговаривая, он никогда не смотрит в сторону.
     Ну, в общем, мы здорово с ним подружились, и я к нему часто забегал, в его "одиночку". Так он называет свою однокомнатную квартирку.
     И в этой истории он мне здорово помог, как настоящий друг, а то после скандала с кладом меня прямо поедом ели. Проходу не давали. А он меня поддержал. Как-то толково объяснил, чего надо стесняться в жизни, а чего - нет. И я ему поверил, и это меня, можно сказать, спасло.
     Собственно, все началось из-за клада.
     Нет, все началось из-за Ивана Кулакова.
     Нет, все началось, пожалуй, из-за матери.
     А может быть, все началось из-за того, что я люблю воображать, придумывать то, чего никак не должно быть. 2
     Я бежал до самой школы и прибежал, как всегда, ровно за пять минут до звонка.
     Влетел в класс и вдруг увидел: на первой парте в моем ряду сидят сразу двое новеньких: он и она. Парень и девочка.
     Парень обыкновенный, а девчонка рыжая-рыжая. Волосы у нее перепутаны. Не голова, а куст смородины. Сидят и мило беседуют.
     Не знаю, как кто, а я люблю, когда появляются новенькие, потому что они пришли неизвестно откуда и это интересно.
     Иду прямо к своему месту, а глаза влево, влево, влево - на новичков. У меня даже от этого голова закружилась. И тут ко мне сразу подскочила Левка Попова. Я насторожился: от нее ничего хорошего не жди.
     - Здравствуйте, - пропела она сладким голоском. - С чем пожаловали? - А говорит нарочно громко-громко. Совершенно ясно, что играет на новичков.
     "С чем пожаловали?" - какой милый вопросик, просто оригиналка... Мы-то известно с чем пожаловали: с портфелем, в котором сложены учебники и тетради. А вы-то чего так орете? И тут я вспомнил, что в этом самом портфеле, с которым я только что пожаловал, лежит тетрадка по алгебре с нерешенной задачкой...
     Достал тетрадь, чтобы решить эту задачу. А Ленка не уходит, вертится и крутится возле меня.
     - Хочешь, я тебе дам списать задачку? - заорала она снова на весь класс.
     Рыжая оглянулась.
     - Хочу, - ответил я.
     Ленка бросилась к своей парте, достала тетрадь и услужливо протянула мне. Это было совершенно на нее не похоже. И тут я увидел, что она отрезала косы. Гром и молния! Еще вчера была с косами, а сегодня короткие волосы.
     - Ты что это? - спросил я.
     Просто так спросил, из вежливости.
     - Ничего. - Притворяется, что ничего особенного не случилось, любит она из себя строить актрису.
     - А где косы?
     - В век атома и нейлона, - сказала Ленка, и опять громко-громко, чтобы эти новенькие обратили на нее внимание, - косы только мешают.
     Конечно, мне было наплевать на ее косы. Девчонка с косами, девчонка без кос, не все ли равно, но просто неожиданно все это. Знаешь человека сто лет, как я Ленку, и вдруг он является в совершенно новом виде. Тоненькая, длинная шея, маленькие уши торчком.
     - Ты их совсем остригла?
     - Нет, на время, - ответила она. - Завтра приду с косами. - И засмеялась, что подловила меня.
     Я видел, как эта новая улыбнулась и сказала что-то своему соседу. Видно, ей понравилась острота этой актрисули.
     Все они одного поля ягоды. Рыжая оглянулась второй раз, и я на нее так посмотрел, что, думаю, у нее надолго отпала охота оглядываться. Если захочу, я умею посмотреть - заерзаешь. Хоть она и новенькая, а пускай знает свое место. А ты, Леночка, у меня еще попляшешь, мало я тебя таскал за косы, теперь потаскаю за короткие волосы.
     Хотел тут же вернуть ей тетрадь с задачкой. Решил подойти, бросить тетрадь и заорать на весь класс: "Оказывается, я сделал задачку сам... - И добавить: - А без кос, между прочим, ты просто селедка..."
     Я уже встал, чтобы осуществить свой план, но потом передумал. Неохота было связываться.
     Тут последняя минута проскочила, точно одна секунда, и зазвенел звонок. Вошел Эфэф.
     Он всегда входит стремительно, точно боится опоздать. Оглядит класс и скажет: "Не будем терять даром времени". Но сегодня у нас урок классного руководства. На этом уроке Эфэф разрешает говорить что хочешь. Можно даже шутить и нести всякую чепуховину, можно задавать любые вопросы.
     Сразу за Эфэф в класс влетел Рябов. Его все зовут Курочка Ряба. Он хоть и мой сосед по парте - Эфэф почему-то посадил нас вместе, - но люди мы разные.
     - Почему ты опять опоздал? - спросил Эфэф.
     - Понимаете, Федор Федорович, - сказал Рябов, - задумался и проехал одну лишнюю остановку.
     Он начал притворяться, что говорит чистую правду, а на самом деле врал и кривлялся.
     - Что это ты, Рябов, стал привирать, - сказал Эфэф. - Раньше я за тобой этого не замечал.
     Он сделал ударение на слове "этого". Значит, кое-что другое, что ему не очень нравилось, он за ним замечал. Видно, он намекал на то, что Рябов - зубрила и остряк-подпевала. Конечно, это никому не может понравиться.
     Эфэф склонился к своей старой солдатской полевой сумке, которая ему досталась в наследство от отца, и все примолкли и вытянули шеи.
     И я вытянул шею: раз Эфэф полез в сумку, значит, будет дело. У него там такие вещички лежат - закачаешься. Он, например, однажды на уроке русского языка, когда всем до чертиков надоели разговоры об однородных членах предложения, вытащил из сумки какую-то тоненькую потрепанную книжонку и без всяких слов предупреждения стал ее читать.
     Я до сих пор помню, как Эфэф ее читал, без выражения, тихо, однообразно, точно не читал, а рассказывал то, что видел сам. А потом, когда закончил, сказал: "Солдата, который написал эту книжку, уже нет в живых. - И в сердцах, с обидой добавил: - Рановато он умер".
     Книжка пошла по рядам, и каждый ее рассматривал, а когда она дошла до меня, я открыл ее и прочел: "Эм. Казакевич. Звезда". А ниже от руки было написано: "Товарищу по землянке". И стояла подпись автора. Это отец Эфэф был товарищем по землянке. Да, настоящая это была книжка, вся правда про то, как воевали, и про то, как погибали. Может быть, кто-нибудь ее не читал, так советую прочитать.
     Наконец Эфэф перестал копаться в своей исторической сумке и, к общему разочарованию, вытащил оттуда обыкновенную ученическую тетрадку в двенадцать листков.
     - Вот тебе тетрадь, Рябов, - сказал он. - Будешь в нее записывать, сколько раз соврал.
     Это точно, он не любил вралей. Он и другим уже давал такие тетради, но никогда потом про них не спрашивал. Дал тетрадь, и все, а дальше поступай как хочешь.
     - Неплохо выпутался, - сказал Рябов, когда опустился за парту рядом со мной. - Думал, старик меня не впустит.
     Я ничего ему не ответил, потому что Эфэф подошел к новеньким и поздоровался.
     Новенькие встали.
     - Как вас величают? - спросил Эфэф.
     - Кулаковы, - сказала рыжая. - Его Иван, а меня Тоша. - Она говорила медленно и совсем не волновалась. - Мы брат и сестра.
     Ох и длинный оказался этот Иван Кулаков! На голову выше своей сестры.
     - Ну что ж, садитесь, Кулаковы, брат и сестра, надеюсь, мы будем с вами дружить... Брат и сестра, брат и сестра... - У него была привычка повторять то, что ему только что сказали, по нескольку раз.
     Я же говорю - комик, он повторяет одни и те же слова, а сам в это время думает, вероятно, про новеньких, и они уже навсегда занимают какое-то место в его голове. Он теперь об этих Кулаковых будет думать, может быть, до самого вечера, хотя еще ничего про них не знает. Он всегда так. Он мне как-то сознался, что любит думать больше про незнакомых, чем про знакомых. Про знакомых все знаешь, а про незнакомых можешь придумать то, что тебе хочется.
     Я теперь тоже часто, как он, думал про незнакомых. Раньше я всегда думал про деда, да про мать, да про свой класс, и все". А теперь я увижу какого-нибудь случайного паренька на улице, какого-нибудь симпатичного великана, вроде этого новенького, Ивана Кулакова, и целый день про него думаю и представляю, что он стал моим лучшим другом и мне все-все завидуют.
     Я задумался про все это и представил себя уже лучшим другом новенького, даже не заметил, как вытащил из кармана детскую игрушку - маленькую деревянную лошадку. Вчера я случайно нашел ее в письменном столе, когда, поджидая мать, рылся в старых вещах. Люблю я рыться в старых вещах и вспоминать всякие забытые случаи из своей жизни, которые уже никогда не повторятся.
     Ей было лет восемь, этой лошадке. Мне ее вырезал отец, после того как мы впервые побывали в цирке. Я до этого ни разу не видел живой лошади, ну вот он мне ее и вырезал, чтобы я мог с ней играть в цирк и вспоминать, как мы вместе туда ходили.
     А тут Рябов нагнулся и выхватил у меня игрушку.
     - Отдай, - тихо сказал я.
     - Не отдам, - ответил Рябов. В это время к нам подошел Эфэф, и он добавил: - Сиди и слушай Федора Федоровича.
     Ах, какой он был дисциплинированный! Схватил чужую вещь и еще выставлялся.
     - В чем дело? - спросил Эфэф.
     - Вот, - сказал Рябов и протянул мою игрушку.
     Все тут же уставились на нас: очень им было интересно посмотреть, что такое держит Эфэф в руках.
     - Маленький, маленький, маленький мальчик, - сострил Рябов. - Ему в классе скучно, и он принес с собой игрушку.
     Все засмеялись. И новенькие тоже повернулись в мою сторону, только они не засмеялись. На всякий случай держали нейтралитет. А все остальные смеялись. В нашем классе умеют посмеяться, даже когда не надо.
     Эфэф молча отдал мне лошадку.
     Он тоже не смеялся. Он не любил, когда перед ним выслуживаются, - у некоторых учителей это проходит, но не у Эфэф.
     Но тут вскочила Зинка Сулоева и сказала:
     - Федор Федорович, а Лена остригла косы.
     И все сразу переключились на Ленку и забыли про меня. Наконец-то она добилась своего, все-все смотрели на нее. А главное - эти Кулаковы!
     - В век атома и нейлона романтические косы ни к чему, - вставил я. - Вообще голову надо развивать, а не завивать.
     Я заметил, что Эфэф чуть подобрал губы, он всегда так делает, когда чем-нибудь недоволен. Потом он посмотрел на Ленку, потом перевел глаза на меня. Какие-то у него были странные глаза: они не видели меня, хотя смотрели на меня в упор.
     Он сказал громко и так медленно:
     Не властны мы в самих себе
     И в молодые наши леты
     Даем поспешные обеты,
     Смешные, может быть, всевидящей судьбе.
     Странные стихи. Как это "не властны мы в самих себе..."?
     На перемене ко мне подскочила Зинка и своим таинственным телепатическим голосом прошептала:
     - Дай твою руку, и я догадаюсь, о чем ты сейчас думаешь, - и схватила меня за руку.
     А я, точно по какому-то гипнотическому приказу, подумал об этой рыжей, об этой новенькой. А Зинка страшный человек. На вид обыкновенная толстуха, но иногда на нее находит, и она угадывает чужие мысли. Или мы в классе спрячем какой-нибудь предмет, а она находит его.
     Пришлось довольно грубо вырвать у нее руку. Мне эти таинственные штучки были сейчас ни к чему.
     - А я догадалась и так! - закричала Зинка.
     - Ну чего ты кричишь? - сказал я тихо. - Подумаешь. - И добавил многозначительно: - Неизвестно еще, что и как...
     - А мне известно, а мне известно!.. - закричала снова Зинка уже совсем не телепатическим голосом, захохотала и выскочила из класса. 3
     После уроков прибежал наш вожатый, десятиклассник Борис Капустин. Он возится с нами пятый год, еще со второго класса, и без конца таскает нас по каким-то биологическим музеям и промышленным выставкам, а один раз водил в институт. Там делали операцию собаке не хирургическим ножом, а лучом лазера. И потом целый час продержал нас на морозе, доказывая, что это была совершенно особенная операция. Луч лазера, рассекая кровеносные сосуды, закупоривает их, получается операция без крови. А когда его кто-то перебил, он огляделся и сказал, что наша компания ему надоела до макушки и что он мечтает поскорее кончить школу, чтобы избавиться от нас.
     Он и правда собирался за один год два класса проскочить - не разрешили. Он в министерство гонял, там тоже оказались консерваторы. И Эфэф за него хлопотал, ничего не помогло. Ему сказали, что "закон есть закон", и точка. А то все начнут прыгать через класс, и в школах еще больше будет путаницы.
     Смешно, как будто все люди одинаковые: ведь одни могут прыгать в год через два класса, а другие - за два года одного класса не могут одолеть, и им учителя с тоской тройки выставляют. Это же ни для кого не секрет.
     Ну, в общем, влетел Капустин в класс, прогремел своими железными коробками, которыми он вечно набивает карманы. Он в них таскает всякую живность. И заорал:
     - Братцы, выберем звеньевых. Только в современном темпе. Как говорят американцы "стресс" и "тенш", что значит "давление" и "напряжение".
     Сначала образовали четыре звена. И я попал в четвертое. А потом Борис сказал:
     - Всем, кто не попал в первые четыре звена, встать.
     Встали: Рябов, Ленка, Зинка-телепатка и двое новеньких.
     Неплохая компания подобралась...
     Этот Иван Кулаков посмотрел на меня и улыбнулся. Не кому-нибудь улыбнулся, не остряку Рябову и даже не расстриге Ленке, а мне. И я ему, конечно, улыбнулся и встал, как будто я еще не попал ни в какое звено.
     - А ты чего встал? - спросил Борис.
     Я промолчал. Не скажешь ведь, что, по-моему, Кулаков хороший парень и я хочу быть с ним в одном звене. Борис внимательно оглядел всех стоящих, понимающе хмыкнул - каждому человеку приятно догадаться - и сказал:
     - А звеньевых выберете сами. - Он уже вскочил, чтобы уйти, он уже был на ходу, но что-то грохнуло у него в кармане, и он тут же вытащил здоровую железную коробку из-под монпансье.
     Мы окружили его.
     Он осторожно открыл коробку: там в горстке земли возился какой-то червяк. Довольно противно так извивался.
     Ленка испуганно взвизгнула, а новенькая, эта рыжая, видно бойкая на язычок, сказала:
     - Обыкновенный дождевой червяк.
     - Не червяк, а лумбрикус террестрис. Интереснейшее существо: создатель чернозема.
     Ну и тип этот Капустин: "Интереснейшее существо"!
     - Мой папа на таких лумбрикусов рыбу ловит, - сказала новенькая и засмеялась. А смех у нее такой ехидный, и глаза тоже издевательски смеялись.
     Другая бы на ее месте ни слова не произнесла, а эта даже на Бориса замахнулась. А Борис, тоже размазня, вместо того чтобы сказать ей какое-нибудь "ласковое" слово и мигом осадить - таких надо сразу осаживать, - смутился и торопливо ушел.
     А она посмотрела на меня, и я на всякий случай отвернулся. Попадешь еще ей на язык, сделает из тебя посмешище на виду у всех.
     Когда Борис ушел, мы сели в угол и выбрали по моему предложению звеньевым Ивана Кулакова. Выбрали единогласно, даже слишком единогласно, потому что Ленка подняла за него сразу две руки.
     - Ладно, ребята, я согласен, - сказал Иван. - Только, чур, один за всех и все за одного. - Он записал в тетрадь наши фамилии и добавил: - Для начала запишем, чем занимаются наши родители. Будем по очереди ходить друг к другу, пусть они нам рассказывают про свою работу.
     - Ой, как интересно! - сказала Ленка. - Это просто замечательная идея.
     - Наш отец летчик-испытатель, - сказал Иван. - Он может рассказать об авиации, а мама врач.
     "Ничего себе семейка", - подумал я.
     - У меня отец инженер-конструктор по автомобилям, - сказала Ленка.
     - Это нам пригодится, - сказал Иван и посмотрел на Ленку.
     Ленка вспыхнула от радости, точно он сказал ей, что она первая красавица в мире, а Тошка довольно громко хихикнула.
     - Мой отец электросварщик, - сказала Зинка. - А мама лаборантка.
     - Мои предки экономисты, - сказал Рябов.
     - А твои? - спросил Иван у меня.
     Хорошо бы сейчас их всех сразить и сказать, что мой отец, например, космонавт, а мать хотя бы заслуженный мастер спорта.
     - Мама у меня машинистка, - сказал я.
     Они все как-то сразу замолчали, видно, я их разочаровал. Может быть, они меня просто пожалели: мол, у них у всех такие великие отцы и матери, а у меня мама обыкновенная машинистка. А я ненавижу, когда меня жалеют, это у меня от отца: он тоже не любил жалости.
     - Она каждый день что-нибудь печатает, - сказал я. - И узнает новое.
     - Мамы всякие нужны, мамы всякие важны. - Это выступил Рябов.
     Он посмотрел на Тошку, я заметил, что он все время сверлил ее глазами, и захохотал.
     - Остроумная Курочка Ряба, - сказал я. - Снесла яичко не простое, а золотое.
     - Слушай, Рябов, это неблагородно, - сказал Иван и выразительно положил Рябову руку на плечо.
     - А что? - замелькал Рябов. - Я ничего плохого не думал... Просто решил пошутить... Это же всем известные стихи...
     - Больше так не шути, - сказал Иван. - Хорошо?
     - Хорошо. Пожалуйста, - сказал Рябов.
     Мне, конечно, плевать на шуточки этого остряка, и за себя я могу сам постоять, но все-таки приятно, что этот новичок за меня заступился.
     Домой мы возвращались с Иваном Кулаковым. Вблизи он был здорово похож на свою сестру: такие же блестящие глаза и густая шапка волос. Он налетел на меня, как ураган.
     - Ты мне понравился, - сказал он. - И твоя лошадка мне понравилась...
     Я решил, что он надо мной просто смеется, поэтому и вспомнил про лошадку. Видно, они были с сестричкой два сапога пара: любили посмеяться над другими... Надо было что-то сказать ему резкое и обидное, чтобы он не лез в чужие дела, но я не умел придумывать такие слова на ходу. Незаметно покосился на него, и удивительно: его лицо было совершенно серьезно.
     - Старая игрушка, - сказал я. - Отец вырезал.
     - Я так и подумал, что она дорога тебе как воспоминание, - сказал он. - Ты, видно, мечтатель?.. - Он не дал мне вставить ни одного слова. Трещал, как хороший скорострельный пулемет. Бил бронебойными. Ничего себе стрелок, высший класс. - А я уже нашел свою мечту. Вот в чем наше различие, но все равно я предлагаю тебе дружбу... Согласен?
     - Согласен, - сказал я.
     Ох, до чего же длинный он был, его подбородок болтался где-то над моей головой. Я отодвинулся, чтобы это было не так заметно. По-моему, он заметил, что я отодвинулся от него, и догадался почему.
     - У тебя неплохой рост, - сказал я. - Пожалуй, возьмут в баскетбольную команду. У нас там все такие жирафы.
     Он ничуть не обиделся, что я обозвал его "жирафом".
     - Рост - ерунда. Самое главное - цель в жизни.
     Вот это был человек! Я такого еще никогда не встречал, первый за всю мою жизнь. И мой лучший друг. Ничего себе, повезло.
     - А какая у тебя цель в жизни? - спросил я.
     - Я буду любить людей, буду стараться делать для них что-нибудь необыкновенное, - сказал он. - И никогда ничего не просить себе взамен. Как ты думаешь, это выполнимо?
     - Не знаю, - ответил я.
     Просто я не готов был к этому разговору, сам я никогда об этом не думал и не знал, что ему ответить.
     - А я каждый день об этом думаю, - сказал он. - Вот только время медленно тянется. Представляешь, сейчас бы махнуть куда-нибудь на Крайний Север или на Камчатку, на передовое строительство. А нам всего тринадцать. Жди-поджидай у родителей за спиной. Надоело.
     - Да, - сказал я. - Ждать не очень-то интересно.
     Мне хотелось узнать что-нибудь про его жизнь: откуда он появился такой? Но неудобно было расспрашивать.
     Мы остановились около замечательного нового дома в Плотниковом переулке. Это такой роскошный дом - его знает вся Москва, - широченные окна, балконы под навесами. И оказалось, что он жил в этом доме. Прямо не человек, а какой-то волшебник.
     - Зайдем, - сказал он.
     И я, конечно, согласился. Да и кто вообще бы на моем месте отказался от такого предложения? 4
     Когда я вышел от Кулаковых, был уже шестой час. Самая толкучка на Арбате, потому что после работы все спешат домой. Толкаются беспощадно, а в магазинах - как в метро, когда едут на футбол. Я и на футбол не хожу поэтому, только об этом никому не говорю, а то засмеют: скажут, маленький мальчик, боится, что ему кости поломают. А мне просто не хочется толкаться. И потом, если совсем честно, то, когда я смотрю на футболистов, которые бегают по полю, я всегда думаю о своем. Никак не могу себя заставить следить за игрой.
     Иду себе потихоньку, а впереди меня какая-то парочка: он и она. Смотрю в спины этой милой парочки, а сам думаю об Иване. Здорово у него все продумано, а здесь живешь без всякой цели. И вообще-то семейка: отец летчик-испытатель!
     И вдруг я услыхал, что женщина, которая шла впереди меня с мужчиной, засмеялась. Тут я просто остолбенел, и у меня из головы сразу все выскочило, потому что эта женщина была моей матерью.
     Неизвестно, что было делать: подойти или нет. Это был первый случай в моей жизни, когда я встретил маму с мужчиной. Ничего, конечно, особенного, но все же почему-то неприятно. Может быть, потому, что они не просто шли, а гуляли? И мама мне показалась какой-то другой, необычной: даже в походке, даже в том, как она держала голову.
     На всякий случай я решил отстать, и теперь они маячили немного впереди меня. Он шел внушительным, размашистым шагом, а мать сыпала рядом с ним. Она тоже маленькая, вроде меня, и худенькая. На девчонку похожа, у нее на носу веснушки. Ее на работе поэтому до сих пор зовут просто Галей, хотя ей уже тридцать три года.
     Они свернули в наш двор, а я, чтобы скоротать время, пока они там будут прощаться, зашел в галантерейный магазин, что находится в бывшем пушкинском доме. Теперь я этот дом хорошо изучил: он небольшой, всего в два этажа. В правом его крыле - квартиры, в левом - трикотажный магазин величиной с небольшую комнату. Если туда заходит сразу пять человек, то повернуться нельзя.
     Как-то я придумал, что именно здесь, где сейчас находится этот самый крохотный магазинчик, когда-то была комната Пушкина. И после этого я сюда стал захаживать. Интересно ведь. Приду и стою. Продавщицы, их всего две, меня уже запомнили. Одна постарше, другая помоложе, у нее на голове башня из волос. Я с ними здороваюсь и даже собирался рассказать им, в каком необыкновенном месте они работают. Возможно, они об этом не знают.
     Зашел, встал у окна. Почему-то, когда смотришь в окно, люди кажутся другими, чем они есть на самом деле. Иногда даже знакомых не сразу узнаешь.
     Ко мне подошла одна из продавщиц, та, что помоложе, с башней на голове. Она заглянула в окно через мое плечо: мол, интересно, что я там увидел такое особенное.
     - Что ты все у нас высматриваешь? - спросила она.
     - Я? Ничего...
     - Ходят здесь всякие, - сказала она, и все, кто был в магазине, посмотрели в нашу сторону, - а потом с прилавка пропадают вещи.
     - Что вы!.. - Я хотел ей объяснить, почему я к ним захожу, но тут я понял, что она просто меня обозвала вором, а я еще хотел ей про Пушкина рассказать. - Эх, вы, - сказал я и пошел к выходу.
     Потом какая-то сила повернула меня обратно, и я снова подскочил к ней.
     - Может быть, вы хотите заглянуть в мой портфель? Пожалуйста. - Я открыл перед ней портфель и начал тыкать им ей в лицо. - А может быть, вывернуть вам карманы?.. - Я стал выворачивать перед ней карманы своих брюк и уронил на пол лошадку.
     Поднял ее и вышел. Дотащился до нашего двора, вошел в арку и выглянул: они все еще стояли у подъезда и разговаривали. Холодно было стоять: в этой арке вечно сквозняк и пахнет подвалом, а они там беседовали, руками размахивали, смеялись, видно, ударились в воспоминания.
     Но вот он наконец оторвался от моей матери. Она скрылась в подъезде, а он стал быстро приближаться ко мне. Прошел мимо все тем же размашистым шагом, что-то напевая себе под нос. Певец какой, распелся! Не люблю я таких, очень он гладкий и аккуратный и шел по двору без всякого любопытства. И мне, между прочим, чуть по носу рукой не съездил - хорошо, я успел отскочить, - и даже не посмотрел в мою сторону.
     Я вошел во двор и посмотрел на окна нашей квартиры. Окна как окна. Ничего на них не написано. Отец просил меня: "Береги мать". А как это делать? Неизвестно. Она и вчера, видно, из-за него поздно вернулась домой, а мне ничего не рассказала, хотя мы всегда все выкладываем друг другу. Она любила мне рассказывать и про сослуживцев, и даже про их семьи. Я никогда никого не видел из ее сослуживцев, но всех представлял. А тут она, значит, что-то скрывала от меня.
     Двор мне показался коротким: не успел опомниться - и уже стоял перед нашим подъездом. Ноги мои приросли к месту. Может быть, к тому самому месту, где только что стояла мать, где три года назад последний раз прошел отец.
     И вдруг я почувствовал плечо отца, меня даже качнуло от того, как он резко и неожиданно прижался ко мне плечом. А теперь его рука обняла меня. Так хорошо, когда на плече его рука!
     Он часто ко мне приходит. Первое время это было всегда ночью. Встанет, бывало, в самом тесном углу моей комнаты и стоит. Ему там неудобно, потому что он большой и толстый, а он стоит. Сначала я старался от него отделаться, начинал вспоминать всякие дневные истории, или содержание каких-нибудь книг, или просто пел про себя. Но это не помогало, и тогда я стал с ним разговаривать, вот как сейчас. Одевал его в военные костюмы, нравился он мне в военном, и развешивал на его груди ордена. Он всю войну был на фронте, и у него было много орденов. Его два ордена Отечественной войны и польский "Крест храбрых" до сих пор хранятся у нас, а два ордена Боевого Красного Знамени пришлось отдать в военкомат. Такой порядок. А жалко, мне нравились эти ордена.
     Он умер три года назад, и все, может быть, думали, что я его забыл, а он, наоборот, за эти три года крепко засел в моей памяти, и не проходило дня, чтобы я его не вспомнил. Вот и сейчас он шел рядом со мной, и его рука приятно грела мне плечо. Какая у него тяжелая рука - это оттого, что он вырос в семье лесорубов, а на войне был артиллеристом. На таких работах рукам некогда отдыхать.
     Пойти посидеть с ним в сквере, где играют малыши. Они там здорово пищат, но мне это не мешает думать. 5
     Мать сидела около окна и читала книгу. Можно было подумать, что она так сидела уже два часа, а можно было подумать, что она схватилась за книгу, когда услыхала, что я открываю дверь.
     - Ты почему так поздно? - спросила она, а сама трогала пальцами одной руки кончики пальцев на другой. Вечно у нее болят кончики пальцев от клавиш машинки.
     Я уже хотел ей ответить, что был у Кулаковых, но тут она выскочила вперед и сказала:
     - Я волновалась.
     Ловко придумала, сама только что пришла и обо мне-то, может быть, не помнила, а говорит: "Я волновалась". Повернулся и пошел в ванную. Что-то ведь надо было делать. Пришел в ванную и начал мыть руки, три раза намылил, все старался придумать, как же мне поступить.

[ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ]

/ Полные произведения / Железников В.К. / Каждый мечтает о собаке

www.litra.ru

Читать онлайн "Каждый мечтает о собаке" автора Железников Владимир Карпович - RuLit